«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Дону, у Вертячего, перед плацдармом, а к исходу дня они вышли к Волге, в районе рынка, Сталинградского тракторного. Я, используя эти складские запасы, почти беспрерывно давал залп за залпом. Когда немцы в середине сентября вышли к центру города, я уже стрелять не мог, поскольку ближе 3 километров рассеивание становится слишком большим. Я должен был выбирать огневую позицию всегда не меньше, чем 3 км. Лучше – 6 км. Поэтому меня отвели за Волгу. А потом нас перебросили к деревне Ерзовка. У меня наблюдательный пункт был на кладбище Ерзовки. Хорошо было видно. Здесь 66-я, 24-я армия должны были пробить коридор с севера на юг вдоль Волги к 62-й армии. Не вышло у нас. Потом еще несколько раз пытались пробиться, но безуспешно. Затем отражали контрудар, который Манштейн наносил с Котельникова, чтобы выручить Паулюса. Там у меня интересно, стояла одна батарея на юг, а другая – на север. Потому что 34 километра оставалось пройти Манштейну, чтобы соединиться с Паулюсом. 34! Затем мы занялись уничтожением окруженной группировки между Доном и Волгой. Паулюса. Прошли мы всеми балками, я до сих пор помню. Балка Конная, Грачевая, Царица, хутора: Вертячий, Песковатка, Малиновка, Карповка, Гумрак, Прудбой. До сих пор в голове любой хутор, любая балка. Так трудно было.

Награждения чем определяются? Успешностью или, скорее, приближенностью к командному составу?

И еще третье – пробивной способностью командира бригады и полка. Наш полк, 85-й, комплектовался комсомольцами Москвы и области. Все мальчишки 18, 17 с половиной лет. Полк прекрасно показал себя в первом же бою в Сталинграде. Мы получили орден Красного Знамени за бои под Сталинградом. Потом выдержали Курскую дугу. Брянская операция – и ни одного ордена. У нас попался комиссар полка Клыков – это контрразведчик, он везде видел врагов. Я от него получил строгий выговор с предупреждением об исключении из партии. За дискредитацию политических работников. Это в 1944-м было, я уже начальником штаба полка был. Какая дискредитация? Мне позвонили: надо срочно менять огневые позиции. Я – Журавлеву: «Толя, быстро «Виллис». «Виллис» – маленький, если с него снять верх, опустить стекло, он низкий. Он пролезет прямо до переднего края, по любому болоту, у него передок ведущий. А тут комиссар: «Не трогать! Я еду сейчас в тыл!» – «А я еду выполнять боевую задачу, а вы в тыл! Берите любой «газик» и поезжайте». – «Нет. Я комиссар, я представитель партии». Вот такие были. Твою мать! Я поехал, конечно. Ругнулся в сердцах, но поехал. На другой день меня на парткомиссию. Ведь наши полки были резервом Ставки. В них по приказу Сталина были политотделы. Хотя полагалось политотдел иметь в дивизии, в армии, а в полку просто политаппарат. А политотдел имел [право] рассматривать партийные дела. Мне строгий выговор с предупреждением об исключении из партии. Солдаты всегда рассказывают байки, анекдоты. Мальчишки развитые – москвичи. Он строчит политдонесения: «Нездоровое политико-моральное состояние личного состава. Пораженческие разговоры, анекдоты». Командовал гвардейскими частями нашего фронта генерал-лейтенант Нестеренко. Он очень любил меня. Генерал-лейтенанта он получил в 33 года. Красавец-мужик и умница. Потом он рассказал, когда мы уже уволились: «Я устал разбирать кляузы вашего комиссара. И избавил я его от вашего полка тем, что отправил вас на Дальний Восток. На Маньчжурскую наступательную операцию». Здесь все праздновали победу. А наш полк шел на Дальний Восток. Доколачивать японцев. Этот комиссар гробил все. Ведь была система тройного контроля. В каждом полку было два офицера Смерш – особый отдел. Один опекал офицеров, один – рядовых и сержантов. Шла информация по их линии. Политотделы имели свои политдонесения, свои каналы. Его донесений я не видел, и командир полка не видел, что он строчил. Оно шло в политотдел гвардейских частей. И в политотдел той армии или фронта, который мы поддерживали. И, конечно, донесения составлял командир полка.

То есть фактически политработники имели огромную власть?

Все абсолютно осталось. И ведь их до черта было! В каждой батарее комиссар, потом – замполит. В дивизионе. Я дивизион принял капитаном, а у меня комиссар был – старший батальонный комиссар. У него было две шпалы, у меня только одна. Он был вторым секретарем Ростовского обкома партии. В полку политотдел. Начальник политического отдела, его заместитель, затем заместитель по работе с комсомольцами, затем по работе с партийными ячейками батареи. Свое делопроизводство. Свои секреты, своя охрана. За Курскую битву мы не получили ни одного ордена. Там только кляузы разбирали. Потом прошли Белоруссию, потом Прибалтику до Кенигсберга, Курляндскую группировку блокировали. Потом перебросили на Дальний Восток. Я вам говорил, мне везло, меня всегда брали в штабы. В 1941-м Камера взял, в 1942 году командовал отдельным дивизионом. Когда армейские оперативные группы ГМЧ ставил формироваться, меня полковник Терешенок к себе забирал в армейскую группу гвардейских частей 21-й армии. Я неделю там пробыл – взвыл. В батарее, в дивизионе у меня – старшина, кухня. А тут – ничего. Все на ходу. Все двигается. Холодный, голодный. Я перешел в дивизион, в 85-й полк. Командиром дивизиона, потом начальником штаба полка. Полком командовал Плотников Валентин, 28 лет, умница, красавец-мужчина. Отличный командир. Рано очень скончался: получил облучение при отработке атомных артиллерийских орудий. Получил облучение и скончался от рака крови. Он меня назначил начальником штаба полка в сентябре 1943-го. В 1944-м его выдвигают заместителем командующего армией по гвардейским частям. Он сдает полк. По старшинству я должен был принимать полк. Потому что другие офицеры обычно имели подготовку ускоренных курсов. А я – кадровый. С 1936 года в армии. Но Нестеренко… Потом он мне признался. У нас в полку служил бывший комсорг его полка, который вытащил Нестеренко из-под огня, когда отступали в Белоруссии, спас ему жизнь. Он ему был обязан. Так вот он комсорга Колю Грибкова провел через дивизион, хотя тот не умел ничего делать. Все делал начальник штаба дивизиона. Нестеренко делает ход. Он добивается, чтобы мне дали путевку и направляет меня в Академию Дзержинского. Вызвал меня и торжественно поздравляет: «Одна путевка! Я ее вам вручаю как лучшему командиру. Поезжайте, поступайте в академию». – «С удовольствием». Я уже вел переписку с моей будущей женой. Моя супруга работала в МК комсомола, в отделе пропаганды у Шипилова. Он был секретарем, а Тамара моя была в отделе пропаганды.

Познакомился я с ней так. В 1944 году после Невельского мешка, где мы потеряли очень много людей, нас вывели на переформировку под Балашиху. 23 февраля приезжает к нам делегация МК и